Мы уходим в поход, мы обычные ставим задачи:
Перейти, пережить, пересилить, и перенести,
Разглядеть с высоты, передумать и переиначить,
И понять, или просто спасти всё, что можно спасти...

«Походец». Хроника похода: горы Титова, Тройная, а также безымянные вершины Тернейского района. Октябрь 2010 г.

Пролог

Видимо, это неизбежно: раз взобравшись на гору, пусть небольшую, скажем, на одну из вершин Ливадийского хребта, и хлебнув тамошнего воздуха, схватить «горную болезнь», характерные симптомы которой – неиссякающее с годами желание вновь и вновь открывать неизвестные для тебя высоты, забираясь дальше и дальше, насколько позволяют дороги, время и подготовка. При этом даже знакомство с более серьёзными горами, - острыми грядами Баджальского хребта, плоскогорьями и каньонами Удокана или нескончаемым великолепием Камчатки – не затмевает скромных вершин Приморья. Какая красота на этих вершинках! Раз пленив, тебя вряд ли отпустит их летнее многоцветье или зимняя суровость, убедительней всего подчеркивающая ценность сказочных панорам. Стоит взобраться на февральскую Облачную 1854 м, пережить ночь, а на утро при -28С и штормовом ветре застать огненно-золотое полыхание снежных шлейфов, срываемых с гребней, и задумаешься, нужен ли после этого Эверест. Стоит, сидя у границы майского снежника где-нибудь на отрогах горы Сестра 1671 м, увидеть, как весна взбирается по таёжному бархату склонов, играя гаммами нежно-зелёного, как растворяются в жемчужной дымке бесчисленные хребты, и возникает уверенность: чтобы возвысить дух, не обязательно лезть на небо. Ведь не выведено формул прямой зависимости между физической высотой горы и тем, насколько ты «проникся». Зато есть аксиома: «лучше гор могут быть только горы», - заметьте, не выше прежних, а «на которых ещё не бывал»…

В точности следуя сей аксиоме, осенью 2010 года, перелистав карты, мы решили познакомиться с одними из наиболее удалённых вершин Приморского края, расположенными на севере Тернейского района.

 

В 150 км к северу от посёлка Терней обозначена группа гор с высотами до 1758 м. Их удалённость обещала полную безлюдность, чего, по правде говоря, обычно хочется более всего. Ведь что может быть лучше, чем пройти нехожеными тропами?

План был прост: машиной заброситься к одному из ключей, берущих начало на склонах горы Вертолёт 1584 м и впадающих в р. Большая Луговая; ключом выйти на эту самую вершину, после чего двигаться только по хребтам, к высотам 1703, 1749 и 1758, плавно меняя направление с северного на западное, пока не достигнем горы Титова 1660. Отсюда упасть в долину и уйти на северо-запад к горе Тройная 1655, после чего прямиком выйти к машине, проделав марш в 20 км.

Линии планов, дел и отпусков сошлись к концу октября, и вот, на утро 21.10.2010 был намечен старт команды в составе 5-ти человек…

Глава 1. На север

…Будильник запел в 5 утра, возвестив о начале маленького отпуска. Запел он голосом Кинчева:

«Алая заря
За ночь за моря
К берегам чужим
                            летела,
День
         коромыслом несла,
Да вёдрами плескала свет
По белу свету!..»

Успев погасить звук до взрыва мощных басов «Алисы», я зигзагами проковылял на кухню, больно споткнувшись о какой-то кирпич и угодив в жёсткую петлю ловушки. Это помогло проснуться. За окном висела слепая темнота, а заря расплещет свой свет ещё часа через три… И до этого времени нужно быть ой как далеко отсюда!

…Когда глаза привыкли к свету, оказалось, что время непонятным образом сместилось на целых полчаса. Ещё оказалось, что ловушка – это лямки недособранного рюкзака, а кирпич – отремонтированный накануне походный ботинок. С мыслью о том, что Василий, наверное, уже прогревает свою зверь-машину, а прочие затягивают шнуровку перед выходом, я спешно забросил в рюкзак последние ингредиенты, поперхнулся кружкой чая и с запозданием выкатился из подъезда.

Белый Тигр, так и есть, уже нетерпеливо порыкивал на перекрёстке, - полутёмном и пустом. Но скоро час-пик, надо когти рвать из города!

«Третьим будешь», - сказали два рюкзака моему старенькому «Кампусу» и охотно потеснились в багажнике бывалого Prado.

«Здорово, народ!» - Запрыгиваю в кабину, мельком бросаю взгляд на небо. Тускло мерцает Орион. В воздухе угадывается осенняя свежесть. Настоящая пронзительная октябрьская свежесть где-то далеко, а тут пробивается едва-едва, - будто сквозь толстую стену звучит осенняя мелодия, зовущая в дорогу.

«Здорово, Саня!» - крепко пожимает руку Василий. Различаю в темноте приветливую улыбку Юры. Трое есть! Остальные, наверное, уже выходят к установленным точкам. Жмём!

Стоило оказаться в кабине, и мысли полетели совсем иным путём, минуя растущую толчею дорог, тесноту кварталов, царство однообразной геометрии города, - туда, к бесконечным вариациям изломов хребтов, вобравших всю палитру дальневосточного таёжного октября.

Пролетев по дорогам, попутно прихватываем Громова Саню и Дениса из Тернея, после чего в полном составе покидаем просыпающийся Владивосток.

Наконец-то снова в пути! После неизбежного всплеска эмоций по данному поводу, говорить не хочется. Разговоров нам ещё хватит на 11 часов дороги. А пока можно наслаждаться шумом протекторов, вгрызающихся в километры дорожного полотна, и досматривать сны под непременную музыку. И думать о том, что за 800 км отсюда, в 150 км к северу от Тернея, поджидают нас наши горы.

Занимательно, что первой же песней в случайном режиме оказался бард Луферов. Он врезал по струнам и сходу рванул хрипловатым басом провокационную и увлекательную историю в своём бродяжьем духе:

«Перед тем, как к вам прийти, зашёл я к Господу,
Помоги, сказал, Отец, собраться в путь,
Снаряди да приодень, а к людям попаду
Сверху приглядеть за мной не позабудь…»

Далее следовало непредсказуемое развитие сюжета. Господь снаряжением не балует: «долго роется в сваленной там ветоши», даёт «плохонькую из одежд» и «протягивает башмаки дырявые», мол, «башмаки, они и новые износятся, - главное, не износилась бы душа!» Ну, и так далее.

Дырявые башмаки – это про нас. Громов, так тот способен на февральскую Облачную 1854 м, при 30С мороза и шквальном ветре взобраться в рваных летних кроссовках, да ещё остаться живым. Мои ветеранские «Ла-спортивы» тоже заштопаны вдоль и поперёк, и, похоже, это их последний героический выход. А одёжка – это про Юру. «Вот, одел штаны, - говорит, - для похода сойдут. А то в городе год ещё можно протаскать, - надоело».

«Главное – проскочить Уссурийск, - волнуется Вася. – Как влипнем сейчас в пробки…» Но вот Уссурийск позади. Рассвело, трасса стала пустынной. После перекуса из разнообразной домашней снеди разговоры брали разгон. Время летело и летела дорога.

Глава 2. Дорога

О чём только не переговоришь и чего только не обсудишь во время дороги! Каких теорий не создашь и не подвергнешь сомнению! Жаль, что впоследствии вспомнить об этом можно только с изрядной долей вероятности.

Одна из непременных тем – конечно, тема похода. Ещё старые барды, украсив тишину сумерек перебором струн, вопрошали сидящих у костра:

«И ради чего
Ты оставил свой дом, -
Отчаянья, ссадин и пота?
Что могут увидеть глаза за горбом
Последнего дальнего взлёта?..»

Вопрос, можно сказать, риторический. Лично я уверен, что чувство дороги необходимо человеку. Может быть, оттого, что дорога – это лучшая иллюстрация нашей жизни, или самой человеческой сущности, - беспокойной и требующей всё новых горизонтов.

Дорога вырывает тебя из косности, инертности, из привычного круга, заставляя заново переживать, переносить, переосмысливать. Согласно текстам всё тех же старых бардов, чьи имена накрепко спаяны с дорожной романтикой, лучшие человеческие качества не только проверяются, но и вырабатываются в походе, чтобы быть потом перенацеленными в жизнь. Отчего так происходит? Не потому ли, что «время дороги» выступает своеобразным тренингом в режиме «повышенной реальности»? Не случайно для многих понятие похода становилось созвучным самой жизни, даже жизни по преимуществу, где в значительной мере реализуются потребности человеческого духа.

Об этом можно спорить. Но чтобы наверняка сказать, верен ли такой подход, придётся обратиться к множеству разнообразных факторов. Трудно судить об их приоритетах. Если не брать в расчёт самое простое и потребительское: «хлебнуть кислорода вперёд на полгода», первым приходит на ум момент преодоления, неистребимой жажды борьбы и победы; не в меньшей степени важен момент открытия чего-то нового; не в меньшей – эстетического восприятия мира. В наше время, когда взгляд смертельно устал от однообразия и безобразия глобализованного урбанистического муравейника, важность последнего момента часто зашкаливает. Невозможно упустить из вида и «чувство локтя», ведь на сложных маршрутах функционирование группы как единого целого обуславливает выживание каждого. Значит, дорога – это и возможность восстановления утраченной тесноты общения, чего так сложно достичь, и что уникально в наши дни. Недаром психологи кричат о росте «стеклянных переборок», о «сотовой жизни», когда ты, вроде, у всех на виду, но при этом изолирован. А страх изоляции, как известно – прекрасная среда для всех неврозов. (Прекрасной иллюстрацией тому может служить древний мульт про Оха и Аха, где первый являет собой ярко выраженный тип аутичного, невротично-пессимистичного и бог ещё знает какого расстройства. И не случайно сей душевный вывих был выправлен как раз таки в походе).

Мы наметили только четыре самых очевидных фактора. А сколько их всего сходится в едином фокусе, воспламеняя чувства всякий раз, когда в гуще повседневных забот забрезжит окошко, и в спешке, в давке, в пробке, в запарке, вдруг прозвучит: «Ну что, когда планируем поход?»

 

Будь в кабине диктофон, то, кроме подобных философских поползновений и фона двигателя, он записал бы массу жизненных историй, шуток, экспромтов и интерпретаций на все темы, минут гробового молчания и взрывов ражего гогота. При выезде на пикник такого обилия, по-моему, не бывает. Но ведь и поход – далеко не пикник. Настоящее веселье начнётся после первой ночёвки в заиндевелой палатке, у истоков тропы к подножью первой из наших гор. И сейчас самым неуместным предметом в багажнике кажется забытый волейбольный мяч… Но, по прибытию в Терней, он вдруг становится жизненно-необходимым! После многочасового сидения тело просто вопит: Движения мне! И побольше!» А что может быть лучше при этом, чем волейбол в стеснённых условиях, с фактором риска виде соседских заборов и, простите, окон?

Жаль, Денису, гостеприимством которого мы пользовались полтора часа, срочные дела не дают продолжать путь. А нам пора. В 19:00 Терней уже позади, и предстоит одолеть ещё сотни полторы километров по грунтовке, после чего найти некую охотничью тропу где-то в верховьях Кемы, у ручейка, впадающего в ключ Большой Луговой.

Между тем темнеет. На последнем этапе позднего пути я стараюсь оживить в памяти всю дорогу. Вспоминаются наши беседы в перерывах между музыкой – на тысячи тем: от семьи до мировой политики, о России, - с прицелом на надежду. Приходят на ум разные забавные ситуации. Например, ужин у Дениса, когда хозяин, воткнув ложку в огромную чашку красной икры, скромно так проронил: «Жаль, угостить особо нечем…» Или как тот же Денис, производящий впечатление этакого сурового таёжного добытчика, человека невпечатлительного и практичного, на вопрос о фортепиано в комнате, открыл клавиши, и… Стало окончательно ясно, что поход обретает спортивно-эстетическую окраску. Музыка буквально повергла нас наземь, то бишь на пол. Жаль, нельзя слушать подобные композиции в ночной таёжной тиши.

С такими тёплыми впечатлениями мы углублялись в глухую темноту подмороженной тайги.

 

Когда фары гаснут, оказывается, что темнота вовсе не глухая: горит луна. В 22:40, через 16 часов после старта из Владивостока, мы остановились у намеченной точки в верховьях Кемы. Быстро поставлена палатка, разведён костерок, и в 23:10 Громов уже зовёт: «Саня, давай кушать!» И дорожный блокнотик, где появилась всего страничка записей, отправляется в карман.

У костра мы по достоинству оцениваем угощение из Тернея, заботливо собранное сестрой Дениса. Не нарушая гармонии журчания ручья и ночной тишины, звучит гитара. Попутно уточняем планы завтрашнего подъёма на хребет. Наступает пятница, а к понедельнику, сделав дугу по хребтам, не спускаясь в долины, мы надеемся выйти к главным высотам от 1703 до 1758. Лишь бы нас не опередил циклон, ползущий с Жёлтого моря…

В час ночи, запаковавшись в спальник, дорабатываю хронику дня. Даже в палатке слышен ручей. По его берегу бродит круглая подбористая птичка, не спеша разрывая подводный слой листвы тонким длинным клювом. Сегодня у неё беспокойный вечер: то ослепляет огненными лучами рычащий исполин, то тревожно тянет дымом, то двуногий циклоп с горящим глазом во лбу перешагивает её ручей, прихватив пару сухих деревьев. А теперь все четыре циклопа забрались в своё перевёрнутое гнездо и оглашают округу чудовищным сопением и храпом.

Свет луны просачивается сквозь купол палатки. Баюкает тишина. Подъём назначен на рассвете, то есть в 8 утра.

Глава 3. 22 октября

С этой главы начинается хроника ходовых дней – немногочисленных, но насыщенных.

Подъём был выполнен по плану, в 8:00. Спалось, как на печке, хотя вода в котелках замёрзла на 0.5 см, а термометр выдал -10С.

Наш лагерь ещё кутал полумрак, а на северо-западе, сквозь ветви лиственниц и выше их чернеющих верхушек, в утреннем солнце, очертив хребет, лучилась полоска снежника.

Первым делом разводим костерок и работаем с палаткой: Вася с Громовым снимают тент, вытряхивают иней, после чего каркас с внутренней тканью полтора часа сохнет на солнце. Спальники пока не сушим.

Метеонаблюдения вновь обещают солнце и штиль. После завтрака сделано не менее ценное наблюдение: если с вечера не помыть жирную чашку, а утром поесть из неё горячую манку, то чашку можно снова не мыть (по причине её идеальной чистоты).

Наконец, лагерь снят, завершаются спешные сборы: пора уходить вверх по ключу. Раздаются взвизги молний, рюкзаки приводятся в более равные весовые категории. Громов, чуть задумавшись, делает невероятное. Он завершает комплектацию волейбольным мячом: «А что, место есть». Это при том, что поклажа обычно вымеряется до грамма! Я разрываюсь между желанием взять на маршрут гитару и здравым смыслом. Здравомыслие побеждает. Как выяснилось, к счастью.

 

Стартовали в 10:00, взяв вправо от охотничьей грунтовки, преграждённой табличкой: «ОСТОРОЖНО, ШИПЫ». Решили двигаться на север по старой трелёвочной дороге, превращённой ольховым молодняком в густейшую двухкилометровую щётку. Ключ бежал слева внизу, но ни у кого не возникло мысли воспользоваться им для подъёма: русло представляло собой мрачноватую забуреломленную теснину. Так что предпочли ломиться сквозь густой ольшаник и, местами выныривая из него, урывками любоваться, как на северо-западе, очерчивая хребет, призывно белеет ленточка снежника.

В конце «дороги» натыкаемся на огромный отвал древесины. Толстенные брёвна, брошенные по какой-то причине, громоздятся беспорядочным курганом высотой с трёхэтажный дом. Сразу думается о любом нормальном приусадебном хозяйстве, где каждая палочка на счету, и тоска берёт за подобное пользование лесом.

Решив не искать лёгких путей, к 11: 45 мы вылезли на высотку ок. 1000 м, чтобы размяться и срезать путь по ключу. «На гривке чище», - выразил Громов общую мысль. И впрямь, надоело лезть по кустам, в которых даже после заморозков орудовали преогромные клещи. Сейчас они уныло наблюдали, как добыча уходит в недосягаемую вышину.

На карте эта сопка выглядит, как выраженная петля в верховьях ключа. Её южные склоны местами одеты лесом, преимущественно хвойным, под ногами пружинит мягкая подстилка из лиственничной хвои, мхов, багульника и брусничника. Изредка краснеют кустики изящного высотного растения кассиопеи. То и дело встречается порыжевший можжевельник, украшенный фиолетовыми бусинами, ещё чаще – рододендрон. Здесь тепло и уютно, не удивительно, что на протяжении всего подъёма попадаются лёжки зверя. С 770 м начинается снежок, - пока вкраплениями. Думается, на северном склоне картина очень изменится.

Но, прежде чем валиться к северу, устраивает короткую передышку, чтобы оценить силы и расстояние, а главное, полюбоваться необычными платообразными вершинами далеко на западе, которые притягивают глаз с самого утра. Дальняя из них – это Плато Озёрное, где Громов с Василием в 2007 году почти полмесяца мерили снежные просторы. Нами же с 10:00 до 11:45 пока пройдено 2,4 км по прямой. Усталости нет, зато тело начинает понимать, что ему предстоит, настраивается на спортивный режим. Тяготение предстоящего маршрута бьётся маятником в груди. Радует солнце, запах хвои и рододендрона, отдалённый шум ключа.

Стоило начать падать к северу, и картина, действительно, резко изменилась: ботинки захрустели по сплошному белому ковру. Состоялась первая в этом году встреча с настоящим снегом!

Чуть ниже перегиба мы наткнулись на заросли рододендрона золотистого, - высокого кустарника с венцами крупных, ещё зелёных листьев. На южном склоне его не замечали.

Скатываемся вниз, и вскоре оказываемся у истоков нашего ручья.

Верховья этого ключика представляют собой узкую долину, и только здесь мы встретили «бородатый лес», - длинные висячие мхи. Эта долина – настоящий естественный холодильник: после осеннего полуденного тепла, тут будто окунаешься в зиму. Вокруг бело, ключик успел наморозить узорных сосулек по веткам.

По берегам обнаружилось много чёрной смородины. Как потом выяснилось, без этого благородного кустарника здесь не обходится ни один ручей, так что проблем с ароматным чаем у нас не было всю дорогу. По берегам обнаружилось много чёрной смородины. Как потом выяснилось, без этого благородного кустарника здесь не обходится ни один ручей, так что проблем с ароматным чаем у нас не было всю дорогу.

 

В 13:00, пройдя вверх до последнего выхода воды, мы выбрались на залитую солнцем осыпь, где и устроили обед. Старая Васина GPS в этой точке уверенно определила 1190 м, а новая Юрина ещё долго блуждала по неизвестным высотам. Несомненно одно: мы начали подъём на первую из намеченных гор, откуда пойдём «верхним путём». Это значит, питьевую воду на три дня надо набирать здесь. Готовить же планируем из снега.

Василий приносит снизу наполненные бутылки, Юра – котелки. Я развожу костёр из сухих, выбеленных солнцем веток и бересты. Разгорается он стремительно, и котелки, установленные прямо на камни и угли, вскоре бурлят. Громов совмещает готовку со съёмкой.

Потратив на обед всего час, нагружаемся водой и продолжаем подъём на вершину Вертолёт, 1584 м. По прямой нам – 2,2 км, оставшийся набор высоты – 400 м. Солнце, штиль. Мы радуемся, хотя Громов прогнозирует удар стихии после этой тишины. «Главное, успеть подняться при хорошей видимости до 1700 м», - таково наше пожелание.

 

К 17:00 вылезли на вершину горы 1584 м. Южный её склон осыпной. Быстро начался высокий густой стланик, но поначалу удавалось отыскивать лазейки. А чуть выше его заросли быстро и убедительно избавили меня от сожалений об оставленной гитаре. Восхождение стало больше похоже на утопание в кедровом море. Спасение только на вершине!

И вот она, вершина: красочный ковёр мхов, расстеленный для гостей. В точке 1584 нашлись останки большого деревянного триангулятора и небольшой тур, но ни намёка на чью-либо записку. До самой Тройной, кстати, ситуация в этом плане не изменилась, из чего делаем вывод о полном безлюдье на здешних высотах.

Хорошие погодные условия позволили обозреть весь грядущий путь: интересно и разнообразно. Прямо по курсу красовалась крутобокая горка, увенчанная скальной гривой. Тёмным фоном за ней громоздился мощный массив с вершинами более 1700 м и почти без перепадов высот. Крайняя левая его возвышенность должна стать высочайшей точкой маршрута. За всем этим, в самой дали, белело снежниками плато Озёрное. Но нам туда не надо.

Пока отдыхаем, беспорядочно повалившись на тундровый ковёр, внимание привлекает странное световое явление. В зените, прямо над нами, образуется парящая радуга. Вместе с лёгкими облаками её полукольцо очерчивает почти идеально круглую лагуну тёмно-синего неба. Что бы это значило? В жизни не видел, чтобы радуги парили, как паропланы.

 

Позагорав и сделав съёмку, движемся точно на север, в направлении той самой неординарной горки, временно потеряв её из вида. По хребту идти легче, стланик больше не образует непроходимые чащи, а растёт куртинами. Иногда над его волнами возносятся сильно выветренные скалы, образующие разнообразные композиции. Особо мне запомнилась гигантская фигура шахматного коня.

За последним перегибом, наконец, предстала перед нами вершина с богатой каменной гривой, так впечатлявшая издали. Вблизи она преобразилась, став ещё своеобразней и куда более внушительней. Теперь это был настоящий кремник, кремль, акрополь на зелёном холме в оранжево-золотых лучах заката. Вот только «холм» вознёсся на 1500 м над уровнем моря, а зеленью служил, разумеется, стланик.

Оставалось меньше часа до сумерек. В 18:30, не совещаясь, встали на ночёвку в седловине под этой крепостью, - и так ясно, что лучшего места не найти. Самое главное, утром можно будет встретить рассвет на одной из её башен. Интересно, каким он будет, рассвет? До вечера нас баловал штиль, но в небе уже застыли перистые облака. После радуги, будто летящей навстречу солнцу, ещё дважды наблюдались необычные явления, на сей раз в виде парящих радужных столбов. В долинах повисла сизая дымка. «А циклон-то всё ближе», - с улыбкой предположил Громов, обозрев горизонт. – «По всем наблюдениям, эта хорошая погода – предвестие хорошей непогоды».

После заката немного посидели у костра, символически отметили мой диплом, полученный ещё в июне. Кстати, уже тогда я планировал этот поход, как способ отпраздновать окончание шести лет учёбы в многомудрых стенах ДВГУ. И вот, свершилось! По сему поводу как нельзя более уместно вспомнился Максимилиан Волошин. Был такой уникальный поэт и художник в период Серебряного века. Вот уж кто любил топтать горные тропы! В то время, пока прочая богема, накачавшись вином, морфием и гашишем, изобретала новые ценности жизни, попутно балуясь абажурами из человечьей кожи и коврами с узорами из сгустков крови, Макс до света колотил в чьи-нибудь двери, превращая сонное царство в там-тарарам, и тащил всех своих куда-нибудь подальше и повыше, встречать восход. Пока модные спиритуалисты ловили мёртвые души, он сгребал всех живых, оказавшихся на его орбите, в какой-нибудь горно-художественный поход, и, говорят, нёс поклажу за троих. А если очередная нежная парижская муза, не привыкшая к тяжестям больше кисточки, начинала погибать, он, не имея свободных рук, брал четвёртый рюкзак прямо в зубы и тащил в гору несколько километров. Не даром впоследствии книгу о нём озаглавили «Путник по вселенным». Уж ходил, так ходил. Интересно, чем для него была дорога? Казалось бы, полгода мучений с караванами в пустыне должны были напрочь отбить охоту от пешего вида передвижения. Ан нет: мало того, что не разлюбил, так ещё и сделал дорогу главным символом жизни. Думаю, закономерно, что даже на наших гольцах то и дело всплывали в памяти обрывки его стихов:

«…Все видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Всё воспринять – и снова воплотить!»

Вася с Юрой колоритно повспоминали Камчатку, мы с Громовым им позавидовали, и, ещё немного помедитировав на огонь, решили, что пришло время горизонтального положения. А вот с гитарой можно было бы просидеть до глубокой ночи. Правда, в этот раз надо беречь силы, да и дров – не то, что в лесу. Да, необходимо сказать о дровах: на первый взгляд, их тут просто нет, - ни единой сухой веточки. Но, полазив часа полтора в стланике, вчетвером удалось наскрести неплохую кучку хвороста. Конечно, можно было просто сготовить на примусе, но ведь походный костёр – это нечто вроде ритуала. Да и ноги подмокли на подъёме, - мхи местами напитались талым снегом, как губка. Идёшь, и погружаешься в воду. А ещё, под треск огня прекрасно думается обо всём, и столь же прекрасно ни о чём не думается. До сих пор помню, как в школьные годы, в один из колхозных выездов, мне возразил один старик, очень похожий на геолога и явно имевший за плечами немало дорог: «На огонь никогда не устаёшь смотреть, потому что он первобытен».

Так завершился первый ходовой день. Напоследок Юра сделал попытку подштопать боевые прорехи на штанинах, полученные в борьбе со стлаником.

Подъём был намечен на 7 утра.

Фотохроника 22 октября

Глава 4. 23 октября

Спалось опять, как на печке. Не раз замечал, что в горах высыпаюсь вдвое лучше. Вот и теперь, в 4:45 стало ясно, что дальше валяться бессмысленно.

Чтобы не будить народ, я выкинул наружу кофту и ботинки с курткой, вылез, утеплился и решил размяться. Наша седловинка представляла собой прихотливый орнамент из сменяющих друг друга рыжеватых полянок мха и темно-зеленых барьеров стланика. Сейчас всё это стало чёрно-серебристым, залитое ярчайшим лунным светом. Над головой горело ночное светило в самой полной своей фазе. Лунатизма за собой я не замечал, но тут решил перебраться на соседнюю мини-полянку, дабы размяться и согреться. Однако разминаться на одном месте оказалось неэффективно и холодно. К тому же взгляд так и притягивали силуэты башен, стерегущих седловину. Казалось, до них не так уж далеко… Словом, я сам не заметил, как очутился на самой крепости.

Вершины башен оказались плоскими, и передвигаться по ним можно было по-прежнему без налобника. Выбрав одну поуютней, я уточнил точки опоры, огляделся… да так и остался здесь на целый час. Это был момент полного очарования. На исходе ночи наблюдалась изумительная ясность неба. Все горы лежали, как на ладони в слепящем сиянии луны. Прямо передо мной горел Орион, одновременно напоминающий меч, скипетр и распятие в небе. Но очарование было трудным. Ветер то стихал, то остужал порывами, и, чтобы поддержать в мышцах тепло, а главное, продлить пребывание в этой невиданной красоте, требовалось активное движение. Так сама собой возникла идея каменного зодчества. Тем более что вокруг было полно каменных пластин, будто нарочно собранных для этого.

 

К палатке я вернулся я только к 6:45. Очень хотелось упасть хоть на четверть часа, но народ, воспользовавшись отсутствием четвёртого, то есть меня, устроился по-человечески, а не в стиле баночных шпрот. Поэтому, вытянув свой спальник, я расположился с удобством прямо под открытым небом и продолжил смотреть на звёзды. За 10 минут над нами промчались и сгорели 4 метеора.

В 7:00 развёл костёр. Несмотря на вчерашние прогнозы, небо на рассвете оставалось ясным, только в долинах уплотнилась дымка. А вот солнце всходило из тёмно-вишнёвой каймы. Слегка задуло с юго-запада. Громов, выбравшись из палатки, сказал: «Лёгкий минус». «О, новый термин», - отметил Юра, согреваясь отмашкой. Пока готовился завтрак, Вася с Громовым, вооружившись фотоаппаратами, ушли за красотой.

Как раз на восходе был готов смородиновый чай и мюсли с изюмом, и возник спор: завтракать, пока горячее, или бежать на скалы встречать солнце? Выход был найден быстро: на пару с только что вернувшимся Васей похватали камеры и помчались на скалы, ломясь сквозь стланик… с чашками в руках. Как вскоре выяснилось, остаться внизу было бы просто преступлением. Подобный восход был уникальным явлением за немногочисленные дни пути. Медные краски раннего солнца творили чудеса со всем окружающим: в резких перепадах светотени выступали великолепные скальные архитекруры, а уплотнившийся воздух, впитавший розовый свет и синие тени, углублял перспективу необъятной картины… Словом, горы, щедро одарившие своим ночным великолепием, не поскупились и на рассвет. Поэтому с завтраком мы расправлялись, не выпуская фотоаппаратов из рук, а больше предавались созерцанию. Кто знает, быть может, это первая и последняя возможность увидеть мир с высоты, а потом нагрянет обещанный циклон и проглотит горы своей туманной пастью.

 

Незадолго до выхода на маршрут, для сугреву и разминки, был устроен горный волейбол. Не зря же Громов тащил мяч! Усложняющими факторами на сей раз были стланик, ветер, камни и склоны. Упустившему мяч назначили наказание в виде пробежки к подножию и обратно, поэтому все очень старались.

Стартовали в 9:45. По верху прошли скальную гриву. Как уже говорилось, скалы здесь сильно выветренные, расслоенные. Встречались пластины до полутора метров в поперечнике, и при этом – всего 5-10 см толщиной.

За скалами началась очень живая осыпь и падение в непролазный стланик. Как мы быстро убедились, лазеек нет! Утешение было одно: возможность пофантазировать с маршрутом. Так, пару раз мы переводили дух в сказочно живописных местах, затерянных в чаще. Потеря высоты составила 200 м, - до отметки 1300 м. После седловины сделали единственный до г. 1758 значительный набор высоты, - всего 400 м. В основном, тоже по стланику. Его было много, очень много, так что после полудня нас начало шатать от усталости. Поэтому до вершины 1703 главным счастьем был любой открытый кусочек земли. К тому же чуть позднее полудня нас настиг зверский голод. Вокруг был богатый выбор блюд: мох, брусничный лист, зелёные шишки всё того же стланика. Признаться, после 13:00 довелось отведать всего, слегка смочив снегом. Вкуснее всего оказались две горькие, но ароматные шишки размером с карамель. А вот трубчатые побеги белого мха (в сухом виде – хрупкие, как чипсы, в подмоченном – эластичные, как заваренная лапша) – довольно противными, отдающими лекарством, хотя и сладковатым. Как только олени это жуют?

Кажется, я за весь поход ни разу так не радовался обеду, как в этот день. В 14:00 мы вышли к высоте 1703, где с облегчением убедились, что дальнейший путь – чистая высотная тундра! Кое-как укрывшись от ветра у основания небольшого снежника под вершинкой, устроили двухчасовой привал. После стланикового безумия ноги горели и гудели, поэтому, пока готовился обед, мы с Василием разулись и от души поплавили снег, завершив моцион в положении пятками к огню. А Юра похвастался вчерашними швами, от которых после стланика ничего не осталось.

В 16:00 двинули дальше, повернув на запад. Снимаясь с бивака, поддели термуху, и не зря: если до обеда грело солнце, то теперь существенно похолодало, усилился ветер. В небе полным ходом шли предциклонные работы, крепчающий зюйд-вест нёс тучи с Жёлтого моря. Его порывы всё чаще начинали побрасывать нас в стороны, хотя до штормовых условий было ещё далеко. На самом деле, после стланика, мы просто блаженствовали: ноги шагали себе и шагали по тундровому ковру. Основная ткань этого ковра, как и везде - Кладония, Цетрария, Алектория (Cladonia, Cetraria, Alectoria), и прочие мхи и лишайники. По-прежнему часто встречались тёмно-алые кустики Кассиопеи, повсеместно темнели бусины условно съедобного арктоуса альпийского, реже – жухлой голубики. Ради последней пару раз устраивались передышки, и – о, райское наслаждение!..

На этой мягкой равнине даже пришла шальная мысль: вот где вышел бы отменный волейбол! Но наверняка, раз подбросив мяч, вскоре мы наблюдали бы его где-нибудь очень далеко, на соседнем облаке.

Мимоходом посетив высотку 1749 и полюбовавшись пройденным маршрутом, развернутым в зеркальном отражении, вскоре мы вышли на слабо выраженный гребень, а к 18:30 вылезли на длинный, обрамляющий гривку снежный надув, спрессованный со стлаником. Видимость к тому времени начала резко падать. Одним из последних явлений, зафиксированных до нашествия туманной мглы, была громадная многослойная «летающая тарелка», - плотное облачное образование, необычайно долго сохранявшее форму и будто бы близившееся с жутковатой неизбежностью. (Впоследствии, при просмотре снимков, сделанных более суток назад с позиции горы Вертолёт 1584 м, зарождение данного атмосферного феномена было замечено как раз над этим хребтом в виде слабо выраженной воронки следи редких белых облачков(!)).

Погода всё более ухудшалась, и, достигнув седловинки под вершиной 1758, мы поняли, что нужно срочно готовиться к ночёвке. Стланик из противотуристических заграждений превратился в нашего друга: в его чаще решено было спрятать лагерь. Свалившись на подветренный склон, до темноты удалось обнаружить крохотную снежную полянку между зелёных стен. Впервые мы радовались зарослям повыше и погуще. Под начавшимся мокрым снегом закипела работа. Подтаявший снежник был густо завален лапником, растянута палатка, коврики и спальники заброшены внутрь с наиболее важными вещами. Хотелось верить, что принятых мер хватит, чтобы продержаться до утра.

Невзирая на ветер и сырость, решили соорудить костерок. Для этого пришлось вылезать из стланика на гребешок, корчевать камни и тащить или катить их к костровищу. Без этой меры костёр просто разбросало бы по сырому мху и снегу. А так, набравший силу огонь метался, но оставался на месте. Топливом служили, как обычно, условно сухие стланиковые коряги. Причём на подобном ветру даже безнадёжное гнильё сгорало без остатка.

У костра, среди гнущихся на ветру кедровых ветвей, мы просидели на удивление долго. С юга, из-за хребта, кое-как прикрывающего наше становище, как из катапульты, неслись белёсые облака, кидались моросью вместо ожидаемого снега.

Уж не помню, какими путями, но тематические лабиринты вновь свели разговор сначала к истории, потом к поэзии. Похоже, для нашего похода это стало нормой. Итогом взявших за душу разговоров стало чьё-то посвящение тысячелетию России. Каким-то образом оно затесалось в сборнике авторской песни и по первости неприятно царапнуло слух. Интересно, что давно слышанные строки объёмного текста послушно всплыли в памяти, стоило чуток поскрипеть мозгами. Думаю, это ещё одно следствие пребывания на полпути к небу, в пронзительной свежести горных ветров. А строчки были такими:

«На степные урочища,
На лесные берлоги
Шли Олеговы полчища
По немирной дороге,

И, на мор этот глядючи
В окаянном бессильи
В голос плакали вятичи,
Что не стало России…»

Автор кратко проходился по основным историческим вехам и делал логический вывод. Или, вернее сказать, чем дальше, тем больше начинал рвать струны:

«…Что ни год, лихолетье,
Что ни враль – то мессия…
Плачет тысячелетие
По России Россия!

Плачет в бунте и скучности…
А попробуй спроси:
Да была ль она в сущности, -
Эта Русь на Руси?

Та, с привольными нивами,
Та, в кипеньи сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиреньи,

Где, как лебеди, девицы,
Где под ласковым небом
Каждый с каждым поделится
Божьим словом и хлебом,

Осень в золото набрана,
Как икона в оклад…
Может, всё это наврано,
Лишь бы в рифму, да в лад?!»
… … … … … … … … … …

Продолжая сию нечасто возникающую тему, в конце мы увлеклись спором о князе Александре Ярославиче Новгородском, а также легендами о его жизни и посмертной судьбе. К примеру, как в один из переломных моментов войны, то ли в Первую, то ли во Вторую мировую, некто видел трёх всадников, промчавшихся навстречу новому неприятелю по вымершим улицам. И в одном из них узнал древнего заступника северных рубежей, громившего орденских рыцарей в середине XIII века. В литературе отражён этот фантастический эпизод, но где именно – забылось начисто. Осталась одна лишь цитата: «И восстал из гроба чудотворец!»

Сейчас попробуй-ка представь эту картину: гудящей штормовой ночью, у одинокого костерка, чудом теплящегося в придавленных циклоном горах, четверо пилигримов коротают время за чинной беседой об Александре Невском… Получилось? Поздравляю: Вы мастер славянской фантастики.

Кроме Василия, вышедшего на маршрут в новеньких «Эко», ноги у всех были, хоть выжимай, что придавало особую актуальность костру. Отужинав, допили остатки настоящей воды, выделив НЗ на завтра. Для чая на сей раз частично использовали мокрый снег. За день все неплохо ушатались, и я дал себе слово, что в 4:45 больше не встану.

Ночевали на высоте 1671 м, вровень с вершиной горы Сестра. Забавно: когда-то оттуда нас сбросил тайфун, и вот, всё повторяется… Только бы не повторились 30 часов дождя! С юга продолжали нестись облака, подсвеченные луной, изредка вспыхивающей в разрывах. Её холодное пылающее око бесстрастно наблюдало, как внизу по склонам хребтов бьются зелёные волны, и удивлённо замечало рыжую точку, - спрятанную в стланике палатку.

Ночь прошла без происшествий. Снаружи была жара, - целых +5С, поэтому спалось тепло и уютно, хотя спальники ощутимо отсырели. Под днищем похрустывал лапник, пахло хвоей. Залётные вихри частенько пробовали купол на прочность, тент трепало, но сносно. Под утро стало трепать крепче, но растяжки упрямо цеплялись за корневища, за камни, и вот тут-то можно было порадоваться, что вечером не поленились натаскать валунчиков с гривки.

Фотохроника 23 октября

Глава 5. 24 октября

С утра был плотный туман и морось при хорошем юго-западном ветре. Часов в восемь, едва стало светать, а бока – поднывать, захотелось размяться. Снаружи творилось полное безобразие: со всех ветвей лилось, наступить в снег было всё равно, что в лужу. Видимость сузилась до 30 м. Тем не менее, для разминки я прошёлся вверх по склону, обнаружив на талом снегу отпечатки маленьких копыт и рядом – чьих-то лап, очень похожих на кошачьи, только размером, как у овчарки. Фантазия тотчас нарисовала барса или рысь. Сделалось неуютно. Но Громов потом заверил, что след заячий. Как-то до сих пор гложут сомнения…

Итогом разминки стал внезапный выход на ровную платообразную местность. Здесь был только туман и ветер. Да, это утречко – точный антипод вчерашнего! И какая красота могла бы открыться отсюда, с преобладающей высоты! Так и подмывало крикнуть: «Эгей, там, на небе! Будьте добры, откройте окошечко на часок! Зря мы, что ли, топали сюда?!»

Шагов через тридцать стало ясно, что я теряю ориентиры. В общем-то, их тут и не было, - только мои следы на редких снежниках. Отказавшись от идеи проверить, действительно ли это и есть главная наша вершина, или впереди новый взлёт, я поспешил обратно. И, знаете ли, десять раз пожалел, что попёрся в этот туман без компаса: голая тундра и однообразный склон – прекрасные условия, чтобы заблудиться.

Народ в лагере ещё спал. Правильно, тут даже носа высовывать не захочешь! Дабы создать стимул, я попытался воскресить костёр. Кругом было всё мокрым, но огонь запылал с одной спички и горсти бересты. Тонкие веточки высохшего стланика, как выяснилось, легко разгораются даже после долгой мороси.

Юра, выбравшись из палатки, включил GPS, и тут же выяснил, что все спали на высоте 1671 м, а он – десятью метрами ниже.

Ароматный чай, как всегда, помог согреться и взбодриться. После завтрака и погода уже не пугала, жалко лишь, что с главной горы будет видно не больше, чем, простите, из мешка…

Из-за сырости долго прособирались, двинулись только в 11:30. Быстро вылезли на знакомую плоскую вершину, - высоту 1758 м. В который раз посетовали о главном несчастье – нулевой видимости. Сложили маленький тур, по традиции оставили капсулу с запиской. На спуске чуть задержались из-за трёх ягодок голубики... И вдруг над нами будто приоткрылось окошко: на миг посветлело! И ещё на пять секунд, и ещё! И пробилось солнце!!!

О да, нам повезло застать те самые редкие минуты, которых не угадаешь, - когда мир выступает из небытия. Рюкзаки так и остались рядом с недособранной голубикой, а наша четвёрка, пыхтя, рванула обратно, наверх. И тут началось… Это было похоже на рай, или, лучше, на миг миросотворения. Горы показывались в облачных окнах, в неимоверной дали, солнце, красоте, в восходящих потоках тумана. Глаза разбегались, ноги уже не успевали за ними. По выражению Громова, «Все носились по вершине, как за бурундучком». Василий в итоге сел на камешек и стал смотреть в одну сторону: туда, где в стенах облаков открывались и вновь исчезали пройденные нами хребты.

Потом вдалеке появилась гора Тройная, - куда нам идти ещё пару дней. По другую сторону нашей вершины сияли громады облаков, застывших над медленным пламенем белых туманов.

Ни одна из сделанных фотографий не передаёт того великолепия. И описывать всё это в деталях тоже бесполезно. Лучше пожелаем всем того же.

 

Сорок минут пролетели, как одна, став безусловной кульминацией этого похода. Помнится, едва хватило силы оторваться от созерцания колоссальных облачных масс, шествующих по горам. Нужно было спешить дальше.

Уже не в тумане, а под ясным небом спускались мы по длинному острому хребту, с прицелом на гору Титова 1660. Здесь шлось легко и красиво. Например: шагаешь, как по мостовой, чуть южнее гривки, загораешь, а над головой – барьер стланика под снежным надувом северного склона. Можно залезть наверх, искупаться в снегу и, секунды спустя, уже греться на солнышке. Конечно, нельзя было пренебречь таким подарком природы. Хороша снежная банька с кедровыми веничками!

На спуске было сделано любопытное наблюдение: вокруг, по хребтам, ходили облака, над нами же небо оставалось неизменно-чистым. «Это потому, что мы на преобладающей высоте, - предположил Громов.

Достигнув сухой седловины, мы бросили вещи, развесили на ветерке спальные мешки и налегке сбегали до вершины Титова 1660. Было солнечно, стланик произрастал терпимо, существенно помогали звериные тропы. Очень впечатлила глубина восточного распадка между вершиной Титова 1660 и безымянной 1758.

По возвращению был устроен обед и допиты последние глотки драгоценной воды. Зато с полегчавшими рюкзаками повысилась скорость. Свалившись в северный распадок, мы прошлись по притокам р. Левая Луговая, и к вечеру нашли уютное местечко у ручья, примерно в 4-х км от вершины горы Тройная 1655. По пути встречали множество свежих следов крупных копыт, смородиновые кусты часто были объедены.

Вчетвером быстро обустроили лагерь. Вспомнив классику походного жанра, соорудили брёвна-скамьи вокруг костра и установили палатку на подушке из сена. Громов, кажется, радовался больше всех. «О, с дровами здесь напряга никакого, - приговаривал он, - и с водой! А то снег – такая гадость…» За ужином Юра снова пытался добиться правды от своей GPS. Итогом стала его удивлённая реплика: «О, люди, я взлетаю!»

Вася предложил устроить дневку, и всем штопать Юрины штаны. Данный предмет одежды стал настоящим хитом похода. После ходьбы по горам они претерпели ряд метаморфоз, и теперь состояли из сплошных швов и дыр. Отсюда вывод: что в городе носилось бы ещё год, в походе развалится за три дня.

Назавтра наметили заключительный подъём на Тройную. Сверились с картой: до подножия нам было всего 2,1 км по ключу, и ещё 1,5 км до вершины. Словом, рукой подать.

Ночёвка вышла самая уютная. А к утру выпал снег.

Предвершинье горы Арму (ок. 1300 м)

Фотохроника 24 октября

Глава 6. 25 октября

…Итак, выпал снег. Наконец-то стало похоже на зиму! Выходили в приподнятом настроении, торопясь забраться повыше, пока снег не начал таять. В 10:10 покинули лагерь, поднялись по левому ключу, и к 12:30 были на вершине. Всего отшагали ок. 4 км. Восхождение, действительно, получилось зимним: уже в начале крутого подъёма в лицо ударила хорошая метель. Наверху – ветер, мгла, снег, -5 С. И здесь наконец-то обе GPS сошлись во мнениях: 1655.

Спуск, как и подъём, совершили по осыпным склонам с редкой растительностью. Уходили назад по правому ключу, который отличался от левого небольшими, но живописными каньонами с вертикальными скальными рёбрами. Попадались высокие сливы, где зимой должны намерзать мощные наледи. В последний раз угодив в стланик, развили идею привезти домой этот главный атрибут нынешнего похода. У меня стланиковый букет дожил Нового года, и его, конечно же, нарядили, как ёлку.

В 16:30 лагерь был собран. Спешили. Решено было, не теряя времени, возвращаться к исходной точке.

Сначала приходилось ломиться сквозь бурьян и ежевику по старой лесосеке, постоянно попадались русла ручейков. Юрины штаны, героически тянувшие до финиша, к тому времени представляли собой лохмотья, хлипко сцепленные расходящейся ниткой – уникальный экспонат для туристического музея.

Дальше стало проще. Улучшилась тропа. Пошли быстрее, хотя дорогу то и дело пересекала речка. В ямах стояла форель. В небе продолжали плыть снеговые облака, порывы ветра с сопок ударяли по лесу, несли шлейфы снега, окатывали белым душем. «Светлый циклон», хотелось назвать эту погоду. Светло было утром, при восхождении на Тройную, и теперь над нами то и дело открывались голубые окна.

К закату мы маршировали по накатанной охотничьей грунтовке. Впереди догорала полоска зари. По левую руку от нас высилась гора с платообразной вершиной, куда изначально планировалось зайти, но мотивации уже не было: видимость ухудшилась, а стланика навидались на год вперёд. Уже на обратном пути, вместо этого малого плато, мы сбегали на вершину горы Арму, вдоволь набарахтавшись в снегу и побывав в белом царстве предвершинного, до последней веточки заиндевелого леса.

…Быстро темнело, один за другим включались налобники. И уже в их свете наткнулись мы на тыльную сторону таблички «ОСТОРОЖНО, ШИПЫ».

Всего от лагеря под Тройной было пройдено 15 км по течению р. Левая Луговая. В полной темноте, к 20:30 мы вновь оказались на полянке, оставленной утром 22 октября.

 

Поход был завершён. Пожалуй, главной особенностью этого маршрута была возможность обзора как пройденного, так и грядущего пути практически в любой его точке, и при этом – всегда в новых, порой неожиданных ракурсах. Это захватывающее зрелище, и притом – неплохой практикум по ориентированию.

А ещё, в очередной раз пришлось убедиться, что главных сюрпризов здесь, на высоте, ждёшь от милости неба, в частности, от погодных условий. И за несколько дней смениться они могут до неузнаваемости.

Осталось сказать: удачи на горных тропах!

 

Г. Владивосток, ноябрь 2010 г. – ноябрь 2011 г.

Встреча на дороге