Это ознакомительная текстовая версия,
полный вариант статьи в формате pdf
Вы можете скачать по этой ссылке

«Бои за историю» (аллегория, которую первым в оборот ввёл извест­ный французский историк Л. Февр) чаще всего ведутся в тиши рабочих кабинетов или в ходе экспедиций. Всем нам хочется верить в объектив­ность и беспристрастность исследователей, в истину исторического фак­та, однако давно подмечено, что «факт – сам по себе есть теория», что есть своя истина и у его интерпретации.

Второй тезис состоит в том, что любой исследователь выполняет чей-то «заказ», причём дурной автор делает это в силу прямой ангажи­рованности или собственной ограниченности, тогда как профессионал всегда отдаёт себе отчёт в том, что он действует в условиях той или иной исторической системы ценностей, от которой он никогда не бывает свобо­ден. М. Вебер сформулировал эту мысль предельно чётко – «Выражение "отнесение к ценности" подразумевает только философское истолкова­ние того специфически научного "интереса", который руководит выбо­ром и обработкой объекта эмпирического исследования». Иными слова­ми, исследователь оперирует «идеальными типами», но все они связаны с «интересом эпохи».

Есть и ещё один уровень понимания гуманитарного дискурса – ви­дение социо-культурного контекста той или иной научной традиции, что отчётливо заметно при взгляде на процесс формирования националь­ных научных школ.

Зафиксировав данные тезисы, мы обратимся теперь собственно к теме выпуска, который мы в парафраз высказыванию Л. Февра назвали «бои за антропологию». Это бои, если угодно, местного значения, раскры­вающие ситуацию на исследовательском поле нашей части ойкумены – Северо-Востоке Азии. Мы живём в удивительно интересном и сложном регионе, как бы банально это ни звучало. Здесь соприкасаются многие этнические и национальные культуры и Россия присутствует в регионе по историческим меркам сравнительно недавно. Не стоит, однако, дан­ный факт драматизировать. В силу не ангажированности в развитии мощных цивилизационных и государственных центров региона – таких как Китай, Япония, Корея – мы можем даже время от времени занимать позицию arbiter elegantiarum, хотя важно не забывать, что эта позиция в своё время стоила Гаю Петронию жизни.

И всё-таки, почему антропология? Как известно, у антропологии есть масса определений, равно как и течений внутри неё, но нам ближе всего понимание её как науки об изменчивости человека во времени и пространстве, которая постигается антропологическими методами (по­мимо работы с текстом, идёт работа с материальным контекстом через анализ разного рода артефактов, получаемых из археологических рас­копок, этнографических коллекций, в ходе социологических опросов и т.п.). То есть речь идёт о комплексной науке. К слову сказать, в англо­саксонской традиции в корпус антропологии входит и археология, и лингвистика, и этнология в нашем понимании. Подтверждается данная мысль ещё и тем, что в последнее время мы видим устойчивую тенден­цию к «антропологизации» всего исторического знания. Данный процесс имеет как инструментальную составляющую, так и смысловую. Всё шире становится круг источников, когда письменного нарратива оказывает­ся недостаточно. Кроме того, устойчиво развивается ряд направлений, таких как история повседневности, которая во многом была продуктом историко-антропологического синтеза.

Несмотря на громкое название рубрики, цель данного выпуска многим скромнее – представить читателю несколько примеров научного анализа ряда актуальных проблем, объединённых регионом исследова­ния, а также продемонстрировать исторически и культурно тесные кон­такты между народами Северо-Востока Азии в самые разные эпохи на примере археологии, этнологии и истории. Мы также хотели обозначить грани того самого «интереса эпохи» через призму работ отечественных и зарубежных авторов, показать то, как они видят те или иные факты истории и как они их интерпретируют.

Важно и то, что мы попытались рассказать об исследовательских центрах наших соседей (на примере Японии) или же дать слово нашим иностранным коллегам через обзор их работ, либо напрямую. Текст ки­тайского учёного Ли Суйаня – заведующего Сектором истории китайско­российских отношений, помощника директора Института истории Ака­демии общественных наук провинции Хэйлунцзян (КНР) – об эволюции образа России в глазах китайцев мы приводим в другом разделе нашего журнала.

Начнём же мы с археологии. В работе Е.В. Асташенковой и Я.Е. Пискарёвой речь пойдёт о памятнике эпохи средневековья Акита дзе (префектура Акита, Япония). Чем интересен данный объект? Чита­тель наверняка хорошо осведомлён о средневековом государстве Бохай (698 – 926 гг.), часть которого располагалась в современных границах юго-западного Приморья. В истории и историографии Бохая есть немало белых пятен. Кроме того, между корейскими, китайскими и японскими историками постоянно ведутся жаркие дискуссии вокруг «бохайского наследия». Нередко, казалось бы сугубо исторические проблемы, вдруг обретают политическое звучание. Одной из важных тем в этой связи яв­ляется вопрос культурных контактов между Бохайским государством и его соседями.

Рассмотрев планировку, конструктивные особенности вала и зда­ний крепости Акита, составив краткий обзор керамического материала и результатов палеопаразитологических исследований, а также сравнив всё это с данными, имеющимися у российских археологов, авторы статьи приходят к выводу, что население крепости с большой долей вероятно­сти могло иметь контакты с бохайским государством.

В статье отмечается и ещё один немаловажный факт. Изуче­ние средневековой истории российского Дальнего Востока требует от отечественного исследователя знаний по истории и археологии стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Зачастую это затруднено отсутствием специальной литературы, переведённой на русский язык. Обзор архео­логического материала средневековых памятников сопредельных тер­риторий способствует определению как общих закономерностей, так и региональных особенностей, а также выявлению в материальной куль­туре «маркеров», отражающих социально-экономические, политические, и культурные контакты между населением разных регионов Дальнего Востока.

История людей – это по большей части история войн. Потому ре­конструкция комплекса вооружений сама по себе может рассказать не только о политической истории государств, но и указать нам пути куль­турных контактов. Кстати, роль кочевых и полукочевых средневековых обществ Евразии в передачи технологий, знаний, обычаев нельзя не­дооценивать. Это касается не только монгольского времени, но и более ранних периодов истории.

В статье С.Д. Прокопца дан анализ вооружения чжурчжэней – народа тунгусо-маньчжурской группы, создавшего средневековое госу­дарство Цзинь. Автор исследует защитное вооружение чжурчжэней на основе археологических находок, сделанных на городищах государства Восточное Ся, расположенных в Приморском крае. Восточное Ся – это осколок «Золотой империи», возникший в период монгольского наше­ствия. Здесь на территории Маньчжурии и Приморья была предпринята частью цзиньской элиты (выступивей с позиции сепаратизма по отноше­нию к властям империи) последняя попытка сохранить чжурчжэньскую государственность. Попытка не увенчалась успехом и в 1234 г., просуще­ствовав 19 лет, Восточное Ся пало. Кстати, город Кайюань, где было про­возглашено создание «Дун Ся» хорошо знаком многим приморцам – это Краснояровское городище под Уссурийском.

Автор приводит реконструкцию самого вооружения, даёт его клас­сификацию, определяет роль в чжурчжэньском обществе. Для выявле­ния местных и заимствованных традиций в элементах доспехов им при­влекается как археологический материал, так и письменные источники. В результате автор приходит к выводу, что чжурчжэньские воины эпохи государства Восточное Ся были снабжены современными для того пе­риода доспехами. Комплекс защитного вооружения чжурчжэней имел свои устойчивые традиции, но при этом следовал в русле развития сред­невекового военного дела государств Дальнего Востока. Совершенство данного комплекса позволило ему просуществовать даже после гибели Золотой империи.

Крушение последней не означало полного исчезновения её созда­телей. Согласно распространённой точке зрения, с XVII века потомки чжурчжэней фигурируют в китайских летописях под именем маньчжу­ров. К моменту прихода русских на Дальний Восток на берегах Амура, Сунгари, Уссури проживали различные тунгусо-маньчжурские племена, многие из которых могли быть родственны чжурчжэням. Их потомками считают, например, удэгейцев, проживающих сегодня на территории Приморского и Хабаровского краёв. Да и в целом, этническая история тунгусо-маньчжур крайне интересна и запутанна. Специалистам хоро­шо известна так называемая «тунгусо-маньчжурская проблема», кото­рая укладывается в более широкий комплекс вопросов, известный под именем проблемы «алтайской». Одними из первых её сформулировали лингвисты. Главный вопрос здесь был следующим – существовала ли вообще алтайская языковая семья как генетическое единство тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских, корейского или даже японского языков. Понятно, что этногенез, происхождение языка и культуры – весьма актуальные исследовательские темы. Но и современные этниче­ские процессы, социальные и культурные проблемы коренных народов в свете процесса глобализации и развития техногенной цивилизации привлекают внимание специалистов не только из России, но и наших соседей.

Чуть больше года назад, осенью 2012 г., учёные из Владивостока, Санкт-Петербурга и их японские коллеги из городов Осака и Токио про­вели международную экспедицию в местах традиционного проживания хэчжэ КНР (в России хэчжэ известны как нанайцы), пройдя на автомо­билях и лодках около двух тысяч километров по китайской части Амура и Уссури. Инициатором данного предприятия был профессор Нацио­нального музея этнологии (Минпаку) Сасаки Широ (г. Осака). Экспеди­ция была частью его исследовательского проекта «The Change from Pre-Modern to Modern in the Lower Amur Region» (2012 – 2013). Отталкиваясь от данного факта, участник той экспедиции Ю.В. Латушко кратко знако­мит читателя с опытом сотрудничества российских и японских этнологов и рассказывает о ведущем этнологическом центре Японии – музее Мин­паку. Хотелось бы надеяться, что данный материал будет интересен не только специалистам – этнографам, но и более широкой аудитории.

Большие изменения в жизни коренных народов России (не только малочисленных) произошли после революции 1917 г. Политика властей в их отношении характеризуется сменой стратегии – от русификации к коренизации. Любопытно, что политика Советского Союза в националь­ном вопросе до сих пор является предметом пристального изучения со стороны китайских учёных. Это не удивительно, так как китайцы счи­тают крайне важным для себя не повторять ошибок своего северного со­седа. Именно этому вопросу и посвящена статья китайского учёного Лю Сяньчжуна. Автор приходит к выводу, что в 20-е годы ХХ в. в СССР глав­ной линией национальной политики стала политика «коренизации». Она была направлена на содействие развитию культур бывших угне­тённых народов и должна была показать, что партия уважает традиции и права представителей этнических групп, входящих в состав Союза, а также укрепить большевистскую власть на местах. Однако эта полити­ка вызвала к жизни децентрализаторские тенденции, усилила местный национализм, дискриминацию «неместного» населения (в том числе и русских) на территориях республик. Отметим также, что перевод дан­ной статьи и подготовка комментариев к ней стали возможны усилиями И.В. Ставрова.

Завершает настоящую рубрику обзорная статья А.С. Веремейчика, в которой предпринята попытка анализа китайской историографии по весьма актуальному вопросу о современной китайской миграции на тер­риторию России. Статья тем более интересна, что освещает собственно китайскую оценку данной проблемы. Мы полагаем, что каждый чита­тель сможет сравнить свои собственные представления о ней с оценками китайских учёных. Здесь не лишним будет напомнить, что именно на стыке «эмик» (внутрикультурного видения) и «этик» (внешнего описа­ния) подходов (в терминах К. Пайка), давно апробированных в антропо­логии, рождается истинное знание о культуре, человеке и обществе.

Автор приходит к выводам, что основное внимание китайских исто­риков сосредоточено сегодня на изучении факторов трансграничной ми­грации, анализе причин возникновения и распространения представле­ний о «китайской угрозе», а также контрмерах по решению «китайского миграционного вопроса». В заключение хотелось бы поблагодарить участников рубрики за их труд и понимание, а также выразить скромную надежду на интерес к ней со стороны читателей.

Ю. В. Латушко

Это ознакомительная текстовая версия, полный вариант статьи в формате pdf Вы можете скачать по этой ссылке

	Официальный сайт журнала «Ойкумена. Регионоведческие исследования». Разработка и дизайн: техническая редакция журнала «Ойкумена. Регионоведческие исследования», 2014 г.